[Lunatic Sun]

Ладно, вынашивал я предыдущую запись уже с месяцок, побесился - и харэ.
Таперича о главном.
Главный в порядке. Недавно - вон, армяне капитулирен!
Не, сука - лояльный-то я лояльный, только вот Японию, падла, трогать не сметь!
Ибо после подобных выкидонов моя лояльность летит к чертям собачьим, и я готов челюсти расхуячить любому - вон, как сразу руки-то трясутся, любо посмотреть, жук-скоропей отдыхает. Просто картина маслом.
А уж тем более с катушек съезжаю, если подобная хуйня идет от "выходцев с гор, Уася!".
Как это там грицца? "Я не расист, но негров не люблю".
А у нас нашелся, блядь, камикадзе.
У нас давно весь - ВЕСЬ - класс знает, что Джапан для меня - самая наисвященнейшая корова, и никакой армянский квасной патриотизм с моей к ней любовью уж точно не сравнится. Про русский я вообще молчу.
Ну, и что бы вы думали? Не так давно у нас появился, скажем так, товарищч с армянской фамилией, аналогичной фамилии внешностью, ну и, соответственно, с зашкаливающим уровнем борзоты.
Уж кому-кому, а мне как-то было похуй первоначально. Не, ну абсолютно - верите, нет?
Хотя я всё время замечал, как он на курилке на меня пырится.
Вопрос из бронхов - на кой я ему сдался?! Пусть лучше баб на последней парте обхаживает, а я и сам для себя - священная корова, меня не трогать!
Но нет же!

Благо, я с историком Запада быстро общий язык нашел. Славный товарищ - в перерывах между парами лясы с ним поточить - только так.
Особенно было забавно, когда я дожидался кое-какого придурка, явившегося-таки с армии, дабы побухать. В тот день пары у нас всего было две, а где коротать время до двух часов - хуй пойми.
Ну и хуй понял. Поперся, значиццо, Валера на третий этаж, к родному востоку.
На востоке - тишь, гладь да благодать - и Миядзаки-сенсей время от времени из-за туч, пардон, из кабинетов выглядывает, вежливо улыбаясь завидев меня. А выглядел я - что надо - взъерошенный, сонный, даже кое-где малость замерзший - в общем, общение с Воробьём не прошло даром. Но нет же - мой священный долг - улыбнуться японке в ответ, пусть даже у меня великая и беспросветная ХУЙНЯ.
Ходил я, в общем, бродил - а тут, оказуиццо, у третьего курса история Запада грянула. Дверь кабинета нараспашку, в дверях - товарищ Евтушенко.
- О, здрааааавствуйте, здравствуйте. А мы тут будем фильм смотреть. Про немецких террористов. Будете с нами?
Естественно, без вариантов - даже если бы этот придурок (не Евтушенко, конечно же) приперся вовремя - ещё бы подождал, сцуко, ибо фильм обещал быть интересным - и обещание сие сдержал.
В общем, в войне против наглых армян никто иной, как товарищ Александр Сергеич стал моим первым союзником.
А дело было вот как.

Последние две пары истории Запада. Обе пары - раз в неделю, по пятницам, и так, как мы уже начали проходить мою обожаемую Вторую Мировую я уже знал, что завершающий её этап будет на предпоследней паре. А о чем нельзя умолчать, разговаривая о последних годах Второй Мировой (если, конечно, вы не ебанный поцреот, и для вас вся война заканчивается только, видите ли, Девятого Мая, тьфубля!)?
Правильно, о Хиросиме и Нагасаки.
Я уже не раз говорил, что для меня это самая чтонинаесть больная тема - при чем в прямом смысле. И - нет, ну вы представляете, сказать при мне (с моей-то, мягко говоря, снисходительной позиции по отношению к армянам) вот этому вот чмырю что-то вроде "так им и надо/америкосы молодцы" и бла-бла-бла - это ж навлечь такой гнев Фюрера, что тут начнет пахнуть самым настоящим Холокостом, с его такими замечательными приспособлениями как крематории и другие "бани".
Тем более, что в пятницу накануне он уже успел отличиться подобным образом.
Честь и хвала Евтушенко - говоря об этой бомбардировке он назвал её "трусливой американской акцией" и ещё парой подобных эпитетов. Ну такой же бальзам на душу, вы же понимаете!
Более того, зная, что будем разговоры разговаривать об этих городах, вкупе с выходкой этого "Когото-там-няна" я сделал следующее:
Вечер четверга, плавно перетекающий в ночь. Фюрер, упорно корпя, кусая губы от усердия трудится над частью листа ватмана, совершенно не отдаленно по пропорциям напоминающей флаг. Ну и в принципе, по содержанию тоже.
На листе, раскинув алые лучи во все стороны (16 лучей, да-да, отсылка к незабвенной хризантеме, всё по канону) красовался солнечный диск, символизирующий имперский военный флаг Японии. Закончив трудиться над самим флагом - тщательно, чтоб лишняя линия не вырвалась за пределы, отмеряя всё как можно точнее, выписывая всё чуть ли не под линейку - Фюрер решил немного передохнуть, после чего начать вторую часть по подготовке к акции "западный путч".
Вернувшись, Фюрер несколько раз отмерил пропорции "флага" и взглянул на монитор, перепросматривая шесть иероглифов, гордо гласивших "Tenno henka banzai!"
Спустя ещё полтора часа сии иероглифы Фюрер наваял в верхней части "флага". Композиция была завершена. Гордый за себя, с нетерпением Фюрер принялся ждать утра, и кое-как заснул, предвкушая победу - и она должна быть одержана, любой ценой, ибо, как говорится, "сперва победа - затем война".
Беспокойство и возбужденное состояние накануне сделали своё дело. С ужасом понимая, что скорее всего опоздает, Фюрер, собираясь впопыхах, чуть не забыл своё творение, но всё-таки вернулся за здоровой махиной, предназначенной для использования в качестве футляра для подобных штук, вроде "масштабной писанины".
Спустя час с лишним. Фюрер влетает в кабинет с вышеописанной хернёй наперевес, тут же натыкаясь на историка.
К слову, Фюрер - единственный из всего класса, кого препод пускал после начала лекции, ага.
Историк, завидев Фюрера с объектом-не-сразу-понятного-назначения заулыбался.
- Это у Вас что такое? Пулемет?
- Оооо, если бы! Но эффект будет тот же. Обещаю.
Фюрер сел на место. Не прошло и получаса, как, при упомимнании Хиросимы и Нагасаки активизировался армянин. Ну, естественно, всем понятно, какие он речи решил двигать - но Фюрер среагировал быстро, не спеша поднявшись гаркнул на весь класс, после чего кретиноид заткнулся:
- Значит так, ты, армянский патриот! Иди и патриоть в своем Ереване, сука.
Сука, к слову, слово литературное, посему понимающий препод не сказал мне ничего по этому поводу.
Но тут, вслед за ним активизировался кто-то из класса:
- ...ну мнения же бывают разными! Если вот мне не нравится Япония - я что, в тряпочку молчать должна?..
Уже успевший приземлиться обратно Фюрер ответил:
- Не забываем - в нашем классе что-то говорить как он - чревато. *смешок* А вот теперь попрошу не путать "мнение" с "разжиганием межнациональной розни", которая здесь присутствует налицо. Как он ко мне - так и я, всё честно.
Препод только усмехнулся, сказав, что пра прекращать эти единоборства, мол "лав энд пис". Не помню, что после этого сказал "какойто-нян", но Евтушенко быстрой походкой подошел поближе к нему:
- Я сейчас вас выгоню.
Фюрер, тиииихонько так сложив лапки прошептал, сделав огромные глаза:
- Пожалуйста!
Препод обратил внимание на Фюрера:
- Пожалуйста? А, хорошо. Так, до первого замечания!
Всё бы ничего, только это "первое замечание" последовало тут же (здесь ещё сказывается борзость "-нянской" особи), и историк его вытурил за пределы аудитории. При этом "-нян" мычал что-то невразумительное, тыча в Фюрера пальцем, пока тот неприкрыто торжествовал.
Творение же вскоре переместилось на стену, украсив изголовье Фюрера. А "-нян" с этих пор даже не смотрит на Фюрера - не то, что в курилке, а вообще. И сие крайне забавно.

Не, ну разве я неправ?

Так-то. С тех пор всякие подобные поползновения пресеклись, и Фюрер вновь восстановил собственные права на собственной территории.

А вот теперь я хочу кинуть сюда крайне занимательное чтиво. Такая статейка-копипаста, найденная мною на ЖЖ через Гугл - и лично мне она показалась... Даже не то, чтобы занятной - приятной во всех отношениях. Тут в моём огромном японопосте в комментариях некто из Гостей (правда, когда двое "гостей" переговариваются друг с другом, это больше походит на разговор одного человека с самим собой. Не, вы хоть опознавательные знаки какие-то ставьте, всё равно иногда путаюсь) высказался в общих чертах про то, что типа семья, дети и бла-бла-бла, а вся эта военная чехуйня в принципе не нужна никому - или что-то вроде того, нихуя не помню.
Знаете, для человека, у которого пресловутая семья где-то на "-дцатом" месте по определению не может главенствовать семейное потреблядство или ещё какие-то блага жизни над военным искусством или тупо - властью. Опять же, мне понравилось описание И. Феста в биографии о Гитлере то, что несмотря на всё он признавал, что на фронтах Первой Мировой он был храбрым солдатом. Тем более, что хоть он и косил от служения Австрии, в Германии же дело обстояло совсем наоборот - и не зря.
Хотя забавно было, когда его хотели повысить, в нём "не обнаружили лидерских качеств". Ага. Угу. Не, это же такая ирония, право слово!
Итак, статья. Автора не знаю, к нечастью - посему без копирайта, прошу меня извинить. Но статья хорошая, да.

Иной раз, когда нынешний телеэкран доведет до тошноты мельканием всякой гнуси, я ставлю видеокассету с кадрами полувековой давности. Замелькают черно-белые картины хроники. И в который раз уйдут в небо неистовые японские пилоты. В свой последний бой.
Адмирал Укаги повел свою группу камикадзе 18 августа 1945 года. Через несколько часов после того, как из Токио пришел приказ прекратить сопротивление американцам. От его последней радиограммы мои глаза подчас застилают слезы.

«Я один виноват в том, что мы не смогли спасти Отечество и разбить
самонадеянного врага. Все героические усилия офицеров и солдат, находившихся под моим командованием,... будут оценены по заслугам. Я собираюсь выполнить свой последний долг на Окинаве, где героически погибли мои воины, падая с небес, как лепестки вишни. Там я направлю свой самолет на высокомерного врага в истинном духе бусидо.
В твердой уверенности и с верой в вечную жизнь Императорской Японии. Я убежден, что все воины ...поймут мотивы моего поступка, преодолеют все
препятствия в будущем и станут бороться за возрождение нашей великой Родины.
Чтобы она могла жить вечно. Тенно хенка банзай!»

Крепче стали дух человеческий. Нет его — и рассыпаются царства даже с самыми мощными арсеналами.



Жесткие и суровые законы, по которым творится элита, неизменны и вечны для всех времен и народов. Луки могут сменяться ружьями, доспехи и мечи — танками да истребителями, а каноны сии не прейдут во веки веков.

Элита, коли она хочет быть властной и сильной, не должна погрязать в неге и разврате. С юных лет аристократы обязаны привыкать к лишениям и самоограничению, презирать роскошь и любить бой, умея проходить испытания на грани человеческих возможностей. Ежедневно она должна закалять дух и тело, подтверждая свое звание лучшей части народа, его вожаков. Так растили свою элиту спартанцы, приучая детей переносить голод и боль, холод и изнурительные битвы, есть черствый хлеб и вообще пищу воина. Четыреста лет Спарта была непобедимой. Но стоило этой системе воспитания сломаться — и славное государство погибло.

Во времена расцвета Российской Империи так же растили и молодых дворян. Отрывая их сызмальства от домашнего уюта и родительских ласк ради кадетских и морских корпусов. В которых молодые аристократы познавали жесткую иерархию и дисциплину, солдатскую кашу и свист розог. Они привыкали к орудийному грому и запаху пороха, к кровавым мозолям на руках и к дыму походных костров, к бурям, жаре и к холоду.

Они проникались сознанием того, что судьба дворянина — это служба Царю и Отечеству с юности и до гробовой доски. Вот почему Россия рождала богатырей, словно кованных из чистой стали. Суворова, Кутузова, Румянцева и Ушакова, не боявшихся вступать в бой с превосходящими силами врагов, державших в страхе всю Европу. Адмирал Ушаков сходился с противником на пистолетный выстрел, бросая свои деревянные корабли против каменных бастионов Корфу и сотен пушек с раскаленными ядрами.

С Петра Великого, постановившего: дворянину быть на службе пожизненно, в Империи родился невиданный тип людей. Тех, которые могли одновременно выступать и полководцами, и учеными, и дипломатами. Русского дворянина могли отправить в раскаленные пески Закаспия и во льды Арктики, на штурм кавказских твердынь и в альпийские походы. Навстречу пулям, цинге, голоду и тысячеверстным расстояниям.

Потому в России были дворяне Лаптевы, Проничищев и Малыгин, исследователи полярных просторов. Или граф Воронцов, который под градом французской картечи лично вел в атаку гренадерскую дивизию при Бородине. А потом продавал свое имение, дабы раздать награды тем, кто остался в живых. Или генерал Ермолов, бросивший в лицо персидскому визирю перстень с огромным алмазом, когда его пытались умаслить на переговорах. При этом Ермолов вовсе не был богат. В России рождались люди вроде братьев Миклухо-Маклаев. Один рисковал жизнью, выполняя разведывательную миссию среди людоедов Тихого океана, а другой ушел на дно вместе со своим маленьким броненосцем, приняв неравный бой с двумя тяжелыми крейсерами японцев.

Рядом с такой аристократией нынешняя «элита» выглядит чем-то вроде грызунов или тараканов. Необходимость совершить настоящий поступок или взять на себя полную ответственность для них — что свет, зажженный на кухне для тараканьей стаи, копошащейся на грязной мойке.

Журнал «Кэмпо» (N3, 1995 г.) поместил отрывки из воспоминаний бойцов Третьего Рейха о том, как их готовили. Первая ступень — «Гитлерюгенд». В отличие от нашей пионерии 70-80-х годов, отданной на откуп женоподобным неудачникам и бабам, юные немцы проводили в той организации четыре года. Летом на три месяца все уезжали в альпийские лагеря. Подъем — в пять утра, купание в холодной воде горных озер.

Кружка ячменного кофе и ломоть черного хлеба — на завтрак. После — парад на плацу под барабаны, с развернутыми знаменами. Потом — двухчасовые занятия по тактике боя в лесу. Два часа стрелковой подготовки. И еще два - спорт. От полудня до часу — обед. После — расово-политическое воспитание, до трех часов пополудни. Затем опять спорт, строевая подготовка, прикладная топография...

Все немецкие дети проходили сквозь это. Английский журналист Уолтер Ширер потом вспоминал, как его поразил вид первых пленных немцев Второй мировой по сравнению с видом молодых солдат демократической Англии. Гнилые зубы, худосочность и сутулость бледных британцев — перед пышущими силой и здоровьем гитлеровцами.

После первой стадии такой подготовки в жизнь вступали такие семнадцатилетние, из которых просто не могли получиться инфантильные, тщедушные хиппи-наркоманы, нынешние птючи-глотатели веселящего газа или слюнявая, прокуренная блатота.

После «Гитлерюгенда» лучшие могли поступить в тридцать институтов национально-политического образования с двухлетним курсом учебы.

Там немца тоже ждали спартанские тренировки, военное дело и строевая подготовка. Вместе с углубленным изучением расовой теории, евгеники и геополитики. И снова лучшие по окончании уходили на год в заведения для подготовки элиты — в орденские замки СС: Фогельзанг, Зонтгофен, Мариенбург...

Подъем — в пять утра. Двухкилометровый кросс до горной речки, купание в ледяной воде и бег обратно. В шесть — завтрак из овсянки с минеральной водой. Шесть часов до обеда — теория оружия, стрельбы и строевой плац. Потом занятия по спецдисциплинам и политике. За ужином — наведение порядка. Отбой — в десять вечера. Железная дисциплина. За проступок курсанта могли на месяц лишить ужина или сигарет, посадить в карцер с хлебо-водной диетой.

Каковы были спецзанятия юнкеров-эсесовцев? Объезжание диких арабских жеребцов, овладение древним мастерством арийцев-всадников. Ибо быть всадником — значит быть аристократом, уметь подчинять волей грубую силу. Обязательно — бой голыми руками со специально натасканными овчарками-людоедами. Учения с применением боевых патронов и гранат. Альпинистские походы и бешеная езда на мотоциклах.

После мотоциклов юнкеры осваивали сначала бронемашины, а потом и легкие танки.
Они изучали действие ядов и боевых газов на морских свинках и собаках. Проводили часы в моргах и патолого-анатомичках, вскрывая трупы казненных преступников, привыкая к виду крови и смерти, учась накладывать шины на переломы и повязки на раны. Как видите, тут весьма мало общего с нашими комсомольскими или партийными школами недавнего прошлого. С их пьянками да распущенностью.

Лучшие выпускники орденских замков могли пойти в училище СС. С тридцатикилометровыми марш-бросками, с занятиями ночным боем, действиями в городе, стрельбами из всех видов оружия пехоты. С изучением всех видов стрелкового оружия русских. Лекции по стратегии и тактике сопровождались разбором всех величайших сражений истории на больших макетах. Через десять месяцев — присяга фюреру и получение черной формы СС. И после — самое суровое испытание под стать древним обрядам инициации, второго рождения — выпускные экзамены.

Один из них был таков: курсантов выводили по десять душ с саперными лопатками в руках. Напротив, в ста метрах — десять танков. За двадцать минут надо было вырыть окоп достаточной глубины, спрятаться в него и пропустить над собой многотомную машину.

Вот как германцы готовили своих аристократов. Тот, кто прошел все ступени посвящения, действительно мог повести за собой людей в огонь и в воду, не пугаясь никакого врага. Что немцы и доказали. Именно эсэсовцам в Германии отдавалось все лучшее, их ставили выше остальных и открывали путь к высшим должностям.

Да, законы воспитания элиты жестки и одинаковы. Что в буддийских монастырях, где путь наверх открывается через суровые испытания и повиновение, что в племенах воинственных африканских масаи.

Вас не убедил и пример немцев? Возьмем страну древней самобытной культуры — синтоистскую императорскую Японию. Переняв западную технику во второй половине прошлого века, японцы не стали перенимать чужого образа жизни. Они ни на йоту не изменили древним устоям — иерархии, дисциплине, превосходству людей меча и воинского духа над банкирами и торговцами. Их аристократия, самураи, просто поменяла панцирь и коня на крейсеры, авианосцы да истребители, по-прежнему продолжая чтить самурайский кодекс чести «Бусидо».

Они не восприняли западных мод, книг и умственных поветрий. Не променяли оружие на торговлю, не в пример английской знати. Или на ленивую праздность, как русское дворянство. Они презирали все западное, в отличие от серой советской бюрократии 80-х годов.

Япония пала лишь в неравной борьбе, под совместными ударами нас и американцев, только после упорнейшего сопротивления. Самураи не боялись бросаться в атаки на устаревших самолетах против плавучих крепостей США. Они нападали на корабли, добираясь до них вплавь, карабкаясь по якорным цепям с ножами и гранатами. Они не дрогнули даже тогда, когда американские бомбардировщики превратили Токио в море огня, погубившего около сотни тысяч душ.

И даже тогда, когда атомные бомбы стерли с лица Земли Хиросиму и Нагасаки. Когда речь зашла о капитуляции, офицеры самураи подняли мятеж летом 1945-го. Даже после атомных налетов американцы чесали в затылке. Захват Японии планировался на 1946 год с двухмиллионными потерями для США.

И только русские, совершив беспримерный двухнедельный бросок в Китай через пески Гоби и хребет Хинган и в клочья разодрав миллионную Квантунскую армию, вынудили японцев сложить оружие.

Как они готовили самураев? Возьмем высшую морскую академию, Этадзиму. Если курсант совершал проступок, то даже младший офицер мог среди ночи стащить его с койки и безжалостно избить.

Из питомцев Этадзимы готовили воинов, умевших беспрекословно подчиняться и держать жесткую дисциплину у подчиненных. Им внушали коллективную ответственность. За провинность одного карали всю роту. А стоны и крики при экзекуции лишь усиливали наказание.

Вместе с тем шли напряженные занятия математикой, историей, инженерным делом и тактикой. Вместе с напряженной физической подготовкой. Ученик Этадзимы был обязан уметь не меньше десяти минут провисеть на одной руке, схватившись ею за нок рея на мачте двадцатиметровой высоты. Или не менее полутора минут оставаться под водой.

Из стен Этадзимы вышли и военный премьер Японии Тодзио, и адмирал Укаги. Говорят, что после 1945-го года японцы утратили боевой дух, усвоив пороки западной цивилизации потребления. Но вспомним-ка, как в 70-е советская пресса охала по поводу жестокого воспитания японского юношества — в секциях каратэ, в парусных школах. Мы дивились тому, как пятилетний малыш у зубного врача может плакать от боли, а его мать при этом может стоять рядом и смеяться: «Терпи! Сейчас снова будет больно! Ха-ха!» Так она воспитывает в сыне кодзе — силу духа.


И...
Фак еееааа! Я снова поцеловал Кё! И мне похуй, с кем он там сейчас - я имею право на всё! Блеааать, это прекрасно!

Comments

[Хакуэ.]

уух какой пост)
и как у Вас только получается такие длинные писать?)

[Lunatic Sun]

Хакуэ., О, Хакуыч! Внезапнен!
А я это... словарный запас некуда девать, а в башке роится много.
Жалко только, что в блоге нельзя нормально поорать, а капс порой раздражает.