Я совершенно пуст. Внутри - как выжженая земля.
Я ощущаю себя никчемным, бесполезным, бесталанным, неинтересным и попросту ненужным.
Я сплю сутками с короткими перерывами, я прокрастинирую и решительно не хочу ничего делать. Каждое лишнее движение для меня - тяжкий труд.
С укором на меня смотрят мои собственные глаза с портрета Ти. Я не верю, что я такой красивый, каким он изобразил меня. Там в глазах столько силы и борьбы - а я пуст, я бесконечно пуст.
Натыкаюсь глазами на томик Бодлера. Вспоминаю ту, которая мне его подарила.
Я почти не смотрю на неё, когда говорю. Когда я говорю с человеком - я, в общем-то, не смотрю только на его глаза. Хотя иногда снимаю с себя даже это табу.
На неё я практически не смотрю вообще. Не могу.
Чего-то боюсь.
Я, должно быть, боюсь увидеть то, что она видит во мне. Я не могу смотреть на это изображение себя - исправленное и дополненное. Должно быть, это наиболее невыносимо для человека, который себя ненавидит так сильно, как я.
Это даже хуже, чем идеализированный портрет Ти. Он похож на меня, он имеет мои черты - а то, что отражается на её лице, мне кажется, не имеет со мной ничего общего. Я бы и рад быть тем, что она видит - но я гораздо хуже.
Может, потому я так отчаянно ругался на неё, кажется, год назад? Полгода? Я как бы отчаянно кричал: "да нет же, нет, я урод, я отвратителен, я злобен и жалок, я - тварь, пожалуйста, не смотри на меня, не надо, не надо!"
Может, поэтому я с Йон. Йон видел, насколько я мерзок, жалок, какая я тварь. И я его видел.
Я особенно мерзок, когда влюбляюсь. От меня бегут сразу, как от огня, неважно, что говорили до того. Я становлюсь уродливым чудовищем и расколдовываюсь.
Я слишком уродлив.
Знаете, почему я не люблю детей?
Вчера, сидя в психушке, я это понял.
Психически больные люди похожи на детей в своем поведении. По крайней мере, страдающие деменцией. Я уже видел много разных сумасшедших людей, и нет, не в зеркале.
Мой диагноз звучит как "расстройство поведения и эмоций", если вкратце. Но когнитивные функции сохранены, и я не стерплю сравнения с какими-нибудь шизофрениками. Я скорее покончу с собой, если найду первые признаки подлинного сумасшествия.
Потому что я видел их своими глазами и не один раз.
В первый раз я был далеко от них.
В этот раз я смотрел на них почти час, в ожидании заключения врачей, и смотрел на них очень близко.
Дети похожи на них, поэтому не вызывают у меня никакого умиления.
Это страх, страх того же свойства, что мой страх резких трелей, произнесения некоторых слов, страх перед огромным списком вещей.
Желтый свет над больницей и ощущение пустоты, увязавшееся за мной по пятам.
Влившееся в то, что уже имелось, заполнившее до отказа.
Я отдавал тебе жизнь, отдал без остатка, а ты растратил её, выменял подешевле.
Пустышка.
И я такой же. Пустая скорлупка цикады.
Я лишь отбрасываю тень того, что уже нет.