Повинуясь какому-то странному порыву я хотел бы расписать все, что мне сейчас так хочется забыть. Но память моя жестока и беспощадна, это та самая сила, над которой я абсолютно не властен. Скорее уж мне бы хотелось, чтобы всей этой цепочки событий не было вообще, чем сейчас выть и закидываться таблетками в гордом одиночестве.
Может быть за год что-то все же истерлось, может быть восприятие что-то исказило, однако тут уже можно грешить лишь на мое слабое человеческое устройство.
Я не знаю сам, для чего я это делаю. Я бы хотел соврать, что если я что-то напишу, то моя память меня отпустит, но она не отпустит.
Впрочем, это уже не имеет никакого значения.
"Прощайте, мой сеньор!
К моим смешным несчастьям
Вы глухи до сих пор -
Ну, так тому и быть.
Я покидаю двор
И падаю в ненастье,
Выпрашивая в дар
Возможность вас забыть.

Словно бешеный пес, по прямой
Забывая дорогу домой
Я бегу -
Только память моя будто яблоко зреет.
Ну давай, ну давай, ну давай!
Забывай! Забывай! Забывай!
Только память моя
Ничего забывать
Не умеет."

Начинался 2015 год.
Начинался он глупо и странно. Накануне я посрался с Лютцем-Анечкой, и будучи мнительным товарищем, верящим в "как новый год встретишь, так и проведешь" - я как-то подспудно понял, что скорее всего в этом году мы и разойдемся как в море корабли.
Долго ждать не пришлось.
В феврале я уехал в Новороссийск к Кошу и Рэйку; думал, смешной такой, что на пару дней, и что не буду "особо их стеснять своим присутствием", но видать мы так хорошо сидели, что все две недели я провел у них.
В конечном итоге, спустя неделю моего пребывания у них, мне написала Лютц.
Написала о том, как ей, бедняжечке, плохо, что её исключили из универа (сколько е предупреждали на этот счет? Нет, блять, хуй там), что она в тоске-печали-одиночестве хлещет очередную свою "яжку", и чтобы я вот незамедлительно приезжал.
В девятом часу. Из Лориса, ага. Будь я там вообще на тот момент.
На что я ей сказал, что утешать не собираюсь, что она сама методично добилась своего исключения и бла-бла-бла. И что ни о каком приезде не может быть речи. Что самое забавное - я как будто специально сразу не указал ей, что ещё нахожусь в Новороссе.
После чего она позвонила Кошу. Кош вышел на улицу курить и разговаривать, а когда пришел - сообщил мне прекрасную новость.
Помимо всего того нытья, что я уже выслушал, наша Люсьен уведомила Коша о том, что она "вся такая бедная-одинокая, никто её не любит-не ласкает" и уходит к своему Игорю.
Вот так, думаю, финт ушами. После всего-то, что я говорил.
То есть, блять, за несколько месяцев до того она сообщила о разрыве отношенек со мной, при этом тусить со мной и ибаца нам хотелось. А я, прекратив данную практику, оставил её, несчастную, без "тепла". Не говоря уже о том, что я не горел желанием тратить на неё финансы. Ну и вообще - куча всего там было, вплоть до того, что я в ночи уходил из её хаты.
А теперь вот я, гад, поддерживать её не хочу.
Надо сказать, что Кош, мягко говоря, не любит Игоря в большей степени чем я, поэтому сию новость он так же воспринял с "энтузиазмом".
После этого я незамедлительно удаляю её из соцсеточек.
На вопли "ЩТОААААА? Чё случилось?" я её мурыжил, наверное, минут десять. Нет бы после своего разговора сложить два плюс два - я-то ей говорил, что уехал. И не говорил, на сколько.
Но, в конечном итоге, её чтоканья меня достали, и я дал ей небольшую наводку:
"Вообще-то я ещё в Новороссе".
После чего до неё, наконец-то, дошло. То есть мне интересно, не будь я там на тот момент - как долго она бы водила меня за нос? Когда она мне собиралась рассказать приятнейшие известия?
И после этого на мою голову полилось такое, что мама не горюй.

Ругались мы с ней дня три подряд. Сперва я, потом подключился Кош, а затем - Рэйк.
Собственно, у Рэйка по этому поводу была только радость, ибо осточертела ему Люська до зеленых чертей.
Кош с ней ругался по одной простой причине - она его заебала. Более того, он выяснил, что она упорно не соблюдала кое-какую договоренность с ним и был крайне взбешен. Единственная, говорит, договоренность за многие годы, и ту не соблюла.
А я... Если сперва хоть немного жалел и даже хотел прекратить срач (иногда бывала такая минутная слабость), то на второй вечер я твердо решил - NEVERMORE.
В конечном итоге Рэйк мне сказал, дескать "я несколько лет пытался добиться того, чтобы Кош с ней не хотел общаться. Ты это сделал буквально за пару недель пребывания здесь. Чувак, спасибо! Я проставляюсь."
С одной стороны забавно это было слушать, и подано это было в довольно шутливой манере, но в целом я думал: "господи, нихуя себе она его заебала".
Рэйка можно понять, я бы тоже бесился, если бы моего партнера заебывала девица из прошлого.

Единственное, о чем я тогда помнил - книга. Моя книга все ещё у неё. "Дом, в котором".
И я написал Ворону.
Я написал Ворону, чтобы он взял книгу у Люськи, ибо ей я сказал, чтобы она её отдала. Впрочем, она и не горела желанием оставлять её у себя, что и хорошо.
Помимо этого, так как я притащил её в стаю, я скорее всего оставлю её там, а сам уйду. Я не хотел её больше видеть вообще, и не думал, что для стаи я имею хоть какое-то значение, поэтому решил, что стоит сделать именно так. Моей задачей было - увидеться с Вороном, чтобы он отдал мне книгу, и уйти восвояси.
"Ночера,Волк.Книженция у меня.

Александр 23:05
Спасибо, дорогой!)

Виктор 23:07
Я буду держать ее в заложниках,чтобы ты не убег :с
<...>
Виктор 23:25
Ну а если серьёзно,то я скорее всего могу только на выходных.
Вот.Но все равно не отдам._. Я буду крепко держать ее.
Зубами."

Это выглядело довольно забавно, и лично для меня - несколько странно с его стороны. Но зачем-то я это запомнил.
А потом я приехал в Краснодар и случилось странное.
Лучше бы я, честно говоря, избежал этой встречи. Одно наложилось на другое, отложилось в моей голове, и я просто понял, что едва ли смогу уйти.

Не помню, зачем и после чего, но я шарился по Красной вечером. Просто шел, и встретил бывшего состайника, Лорда. Я вкратце поведал ему обо всех последних передрягах и о том, что я собираюсь уйти из стаи. На что мне Лорд внезапно сказал:
"Лучше подумай пока. Если ты уйдешь - Ворону будет очень тяжело."
Дословно, конечно, не помню, но фраза была примерно такова.
Почему-то для меня это оказалось сильным аргументом. И я, дурак, решил не уходить пока, во что бы то ни стало.
И терпеть Люську.
А Люська, видя, что я никуда особо не спешу, решила выпендриться. Очевидно она, как и я, считала, что ей в стае рады куда больше, и решила меня пару раз спровоцировать на срач.
Ну, мне-то что? Я вроде как все равно пытался уйти, мне было по большей части параллельно, а посраться с ней лишний раз - крайне охота, ибо весело.
Один раз она устроила со мной срач.
Ещё один.
Дамочка из фаннибаллов пыталась влезть в это все счастье, но куда там. Тоже мне, третейский судья.
В конце концов Ворон исключает из беседы Лютца.
Самое смешное, что я ждал, что вслед полечу я. Авотхуй.
Это потом мне Ворон рассказывал, как она в личку ему писала, подхныкивая, мол "за щтоа?" и "я надеюсь, что это не из-за какого-то особого отношения к Волку". Говорит, мол, "я хотел написать, что ДА, блять, из-за особого", но решил не делать этого.
В конечном итоге барышня потом выпендривалась перед всеми остальными, что это не её выперли, а она сама ушла, и что вообще "с этими мелкими я не хочу водиться".
Смешно, очень смешно.
А мне сейчас смешно оттого, что гроша ломаного не стоило это "особое отношение ко мне". И моё, нарождавшееся и впоследствии вылившееся в НУ ОЧЕНЬ, кхем, "особое отношение", тоже ничего не стоило.
Потом мне Ворон, которого я отчего-то взял за моду провожать после сходок, рассказывал, как это все счастье перетирают фаннибалы, как эта третейская девица "с высоты своих лет" пыталась заявлять в его присутствии, что все это "детский сад", и прочее такое. Детский сад - это мой срач с Люськой, ага.
А ещё он мне рассказывал, что его они вообще напрягают, и прочее такое.

А потом произошло ещё что-то интересное.
Была сходка. Примерно через неделю после того, как она свалила. Планировали что-нибудь наваять на асфальте мелками, просто так вот. Потому что - а почему бы и нет?
Фанниебы, блять, молодцы. Припереться на домовскую сходку и среди всего прочего - сидеть, ваять свои фанниебские темы. "Я читала Дом, но я не хочу, кококо".
Ворон ещё потом говорил, дескать "у них в конце концов свои сходки есть, но там почему-то они говорят о чем угодно, кроме Ганнибала. Могли бы и сами себе что-то такое сделать".
Ну, вполне логично, не так ли?
Тем более, что я оградил себе место, для своего воистину МАСШТАБНОГО проекта, пришедшего в мою дурную голову, когда народ начал писать цитаты из "Дома". А эта дура кудрявая ВЛЕЗЛА ТУДА, БЛЯТЬ со своим фанниебством.
Но не суть.
Уже все веселье начало клониться к окончанию, шел пятый час вечера, когда мне пришла в голову воистину безумная идея, на которую я израсходовал без остатка абсолютно все мелки подчистую, которые оставались после остальных или были ещё не использованы. Я использовал каждый мелок полностью, пока он не становился размером менее булавочной головки и терял свои писчие функции - надо ли говорить, что уже к середине писанины мои руки были в мясо?
Я, опять же, дурак, писал это всё для Йон.
Остальные уже начали собираться, половина народу ушла, осталась, по сути, эта самая горстка фаннибалов, Ворон и Вечная.
Меня попытались отвлечь от моего занятия, подтереть, подтоптать то, что я уже написал, лишь бы я отвлекся и пошел с ними. Дескать, в пиццерию. Думая про себя "я с некоторыми из вас на одном поле не сяду" и вообще куда более озабоченный своей росписью, я немного поругался, поогрызался, и шутканул одному, что "если ты от меня не отъебешься со своей пиццерией - я что-нибудь тебе сделаю, и мне за это ничего не будет, у меня справка есть". Та самая третейская дамочка наконец увела свою компашку, дескать "ту все равно налицо обсессивно-компульсивное расстройство, пошли". Ворон сказал, что пойдет провожать вечную и вернется, я ответил, что мне все равно ещё долго писать, и не придал его словам никакого значения.
Я не люблю истории. Я люблю мгновения.
Люблю ночь больше утра, луну больше солнца, а здесь и сейчас, больше любого где-то потом. Еще люблю птиц, грибы, блюзы, павлиньи перья, черных кошек, синеглазых людей, геральдику, астрологию, кровавые детективы и древние эпосы, где отрубленные головы годами пируют и ведут беседы с друзьями. Люблю вкусно gоесть и выпить, люблю посидеть в горячей ванне и поваляться в снегу, люблю носить на себе все, что имею, и иметь под рукой все необходимое.
Люблю скорость и боль в животе от испуга, когда разгоняешься так, что уже не можешь остановиться. Люблю пугать и пугаться, смешить и озадачивать. Люблю писать на стенах так, чтобы непонятно было, кто это написал, и рисовать так, чтобы никто не догадался, что нарисовано.
Люблю писать на стенах со стремянки и без нее, баллончиком и выжимая краску прямо из тюбика. Люблю пользоваться малярной кистью, губкой и пальцем. Люблю сначала нарисовать контур, а потом целиком его заполнить, не оставив пробелов. Люблю, чтобы буквы были размером с меня, но и совсем мелкие тоже люблю. Люблю направлять читающих стрелками туда и сюда, в другие места, где я тоже что-нибудь написал, люблю путать следы и расставлять фальшивые знаки.
Люблю гадать на рунах, на костях, на бобах, на чечевице и по «Книге Перемен». В фильмах и в книгах люблю жаркие страны, а в жизни — дождь и ветер. Дождь я вообще люблю больше всего. И весенний, и летний, и осенний. Любой и всегда. Люблю по сто раз перечитывать прочитанное. Люблю звуки гармошки, когда играю я сам.
Люблю, когда много карманов, когда одежда такая заношенная, что кажется собственной кожей, а не чем-то, что можно снять. Люблю защитные обереги, такие, чтобы каждый на что-то отдельное, а не сборники на все случаи жизни. Люблю сушить крапиву и чеснок, а потом пихать их во что попало. Люблю намазать ладони эмульсией, а потом прилюдно ее отдирать.
Люблю солнечные очки. Маски, зонтики, старинную мебель в завитушках, медные тазы, клетчатые скатерти, скорлупу от грецких орехов, сами орехи, плетеные стулья, старые открытки, граммофоны, бисерные украшения, морды трицерапторов, желтые одуванчики с оранжевой серединкой, подтаявших снеговиков, уронивших носы-морковки, потайные ходы, схемы эвакуации из здания при пожарной тревоге;
люблю, нервничая, сидеть в очереди во врачебный кабинет, люблю иногда завопить так, чтоб всем стало плохо, люблю во сне закинуть на кого-нибудь, лежащего рядом, руку или ногу, люблю расчесывать комариные укусы и предсказывать погоду, хранить мелкие предметы за ушами, получать письма, раскладывать пасьянсы, курить чужие сигареты, копаться в старых бумагах и фотографиях, люблю найти что-то, что потерял так давно, что уже забыл, зачем оно было нужно, люблю быть горячо любимым и последней надеждой окружающих, люблю свои руки — они красивые — люблю ехать куда-нибудь в темноте с фонариком, люблю превращать одно в другое, что-то к чему-то приклеивать и подсоединять, а потом удивляться, что оно работает. Люблю готовить несъедобное и съедобное, смешивать разные напитки, вкусы и запахи, люблю лечить друзей от икоты испугом. Я слишком много всего люблю, перечислять можно бесконечно. А не люблю я часы. Любые. По причинам, которые утомительно перечислять. Поэтому я этого делать не буду.

Каково было моё удивление, когда приблизительно через сорок минут Ворон появляется рядом со мной. Он сидел у начала всей этой писанины, которую за эти сорок минут рассмотрели бесчетное количество раз прохожие зеваки, подивился прогрессу. Сидел и курил, глядя на мои выписывания - а писал я, на самом деле, довольно быстро - по крайней мере очень старался. Пальцы затекали, скреблись о плитку парковых террас, я уже думал сократить текст, но тут же себя одергивал. Когда дошел до фанниебской писанины - злился, но все равно писал дальше, жалея, что из-за этой хуйни достаточно ровный квадрат письма сбивается. Периодически мы переговаривались - я старался что-то говорить и подшучивать, чтобы ему нескучно было сидеть. И удивлялся тому, что он сидит - вот так вот, напротив, и ждет. После его прихода я вообще не делал никаких перерывов и строчил, строчил, строчил...
И только после четырех, кажется, с половиной часов, я закончил. Ворон пошел это все снимать, а я сел и наконец-то закурил - пальцы уже, кажется, не разгибались. Я был дико голодный, и вроде что-то удалось мне сцапать - на один зуб, что называется, но курить хотелось больше. Было довольно холодно, но ощутил я это только после того, как закончил писать.
Наверное, это - вся суть моих действий. Я знал, что долго надпись не продержится, на следующий день обещали дождь - и он пошел, но особо ничего не смыл. В любом случае, через несколько дней там бы едва ли что осталось, а тот, для кого я это писал, все равно вряд ли бы это воспринял хоть как-то, но я все равно упорно действовал.
Даже если я знаю, что едва ли смогу чего-то добиться, я прилагаю дикие усилия. И я настолько привык, что в такие моменты я совершенно один, что факт появления Ворона после его "я провожу и вернусь" стал для меня чем-то крайне неординарным.


И я в конце концов решил.
В самом конце марта я написал ему, что хочу встретиться и обсудить кое-какие стайные вещи. 4 апреля мы встретились.
Я достаточно долго говорил о более отвлеченных или отдаленных вещах, прежде чем озвучить свое предложение стать вожаком. На самом деле я дико боялся, что он воспримет как... узурпацию? Да, что-то вроде того. Однако я был несколько удивлен, когда моё предложение нашло понимание и отклик, ну и более того - когда оказалось, что он сам думал мне это предложить, но опасался, что я буду слишком занят своими делами и откажу.
И как сейчас забавно наблюдать, когда вдоль и поперек пересказанную данную историю некотрые предпочитают "забыть" и сомневаться в том, что произошло это по нашей с Вороном обоюдной договоренности.
Ворон, начнем с того что, тогда вообще сомневался, будет ли он через полгода в Краснодаре.
Причин тому было достаточно много - и занятость Ворона предстоящими экзаменами, и неизвестность, и то, что он не считал себя достаточно жестким, чтобы все контролировать, и многое другое.
А меня настолько начали бесить выходки этой фаннибальши и то, что мне говорил Ворон, что я решил, что просто так этого не оставлю.













Собственно, вот такие пироги были, с котятами. Сказать, что и меня, и Ворона с этого финта ушами вынесло - ничего не сказать. Просто... Ну как? Я до сих пор воспринимаю просто данную выходку со стороны фанниебки как лютое неуважение к человеку. "Эгегей, бля, чуваки, го тусить!" - и насрать на то, что он, находясь в беседе, в случае чего мог бы и сам написать.
Впрочем, куда там, ей же скоро тридцатник с её слов, она все знает лучше всех.
Знавал я придурочных тридцатилеток, лол.
Самое забавное было то, как мы это обсуждали четвертого апреля.
Я - несущийся на Аврору после пар на всех парАх, с куриной ногой в зубах, и он - посмеивающееся с моих выходок глазастое создание. Я тогда почему-то поймал себя на мысли о том, что он красив.
А ещё в тот день была прекрасная погода. Сперва - пасмурно, потом - дождь с солнцем.
Я ему тогда ещё сказал, что в такую погоду кицунэ женятся. "У нас, у японцев".
А ещё мы прогуливались по Красной, я опять рассказывал и рассказывал что-то, мы разглядывали камни на Доме книги, жрали мороженое. А когда уже я пошел его провожать на трамвай - я рассказывал ему о веществах. И о Flesh & Space.
Сказал ещё тогда - мол, учу тебя плохому.

Сама сходка, после которой я, собственно, и стал вожаком... Скорее так - я больше присоединился к Ворону, нежели стал единоличным управленцем.
По крайней мере, я ощущал это так.
А ещё - и это было очень странно - но кажется именно тогда был установлен тактильный контакт. Достаточно тесный, с одной стороны (нарушение границ "личного пространства" налицо), а с другой - я особо не придавал этому значения. Все было в полушуточном ключе, все было весьма весело. Всем было весело.
Такая ирония, честно говоря.
Не суть. Мои шуточки доходили до того, что один раз я развернул его лицо к себе, обхватывая пальцами подбородок - понятно, думаю, как это выглядит, хоть и звучит несколько топорно. Речь шла о поцелуях, я не помню, о чем конкретно, но я сделал это исходя именно из данного контекста - мы ещё тогда почти вышли с центральной аллейки парка на затоне, к набережной. Но я даже не думал тогда об этом, самое смешное. Я просто показал, что иногда при желании просто разворачиваешь кого-то к себе таким образом, прижимаешь к себе, ну и окончательно наглеешь. хДД
Тогда я не собирался так наглеть, это была лишь шутка. Есть у меня в арсенале подобные шуточки.
Нельзя сказать, что меня не тянуло - опять-таки, подобные "шуточки" у меня тоже не с пустого места возникают. Но я совершенно не придавал этому значения.
Я вообще был до определенного момента абсолютно слеп в отношении собственных ощущений.
До Красной мы тоже шли интересным образом - я, кажется, решил охладить его спину. Своими руками. хДДД Да, в тот день барьеры относительно тактильного контакта рухнули, и... блять, ну никто не был против. Тем более, что это было не односторонне, хоть и куда сдержаннее с его стороны.
Это же я, в конце концов.
В конце концов, во многом эти шуточки произрастали из того, что почти сразу стая принялась нас - опять же, блять, в шутку - шипперить. Причем шуточки полились почти сразу после "официальной части" как из рога изобилия. Я же не мог пройти мимо такой милой провокации, в конце концов.
Потом пошла всякая ходьба за руки и прочее такое счастье. Шутки продолжались и продолжались, я поддерживал это, но не более того.
Вечером, конечно, была заварушка с фаннибалами. И через день. Мы переписывались с Вороном по этому поводу отдельно в личке. Он иронизировал по поводу того, что там мне предъявляли, кидал скрины переписки фаннибалловской беседы, в общем - заговорщики ещё те, что называется.
"Кстати.О Стокгольмском синдроме мы уже пошутили:Все тебя жалеют,любят,мерзнут ради тебе на морозе и...дра-бадам-тсссс....ЭТО МЫ БЕГАЕМ К ТВОЕМУ УНИВЕРУ,ТРАТИМ СВОИ ДЕНЬГИ НА ПРОЕЗД,И ДАРИМ ТЕБЕ ТЮЛЬПАНЫ!
Вот так-то.А ты и не знал.Похититель ты наш.Детских душ.Слушай,прям Лось."
Ага. Шаман - ловец детских душ. Вернее сказать, пиздец детских душ. Зэк татуированный, пахан весь из себя, ну и прочее такое.

И на некоторое время - затихло. Я свыкался с новой ролью, размышлял по поводу диверсии против Терской (суммировав и слова Ворона о том, что она пиздела насчет их "отношений", и то, что она говорила ещё про него за глаза), а ещё думал, что бы такое запилить, чтобы по-Домовски. На паре сходочек была тишь да гладь, вернулись старые товарищи, явились новые, все слишком удачно складывалось...
До 17 мая.
Хотя на тот момент это нельзя было назвать неудачей.
Эту историю я обычно считаю достаточно забавной, по крайней мере начиналось все, если исходить из моего восприятия постфактум, довольно смешно. Но вообще, несмотря ни на что, я считаю, что это был хороший день. Вспоминая об этом не хочется думать о том, к чему оно привело.


Ночь музеевв - 16-17 мая. Я вообще не планировал оставаться на ночь тусить в городе, к тому же был не в очень приятном расположении духа. Однокурсница сослалась на невозможность заночевать у неё, и я для себя решил, что уеду в 8 часов.
Опоздав на полтора часа от установленного мной же времени и заметив издали компашку фанниебов я, like a Jesus, прошелся по водице аврорского фонтана. Весь такой с павлиньим пером, да расписанный чуть ли не под хохлому.
И знаете... в этот день было слишком здорово и весело, чтобы я захотел уходить в 8 часов.
Мы шлялись вдоль Красной, дурачились, вроде бы даже носились по улице. Я позабыл обо всем прочем вообще - казалось, проблемы разом отступили. Стая мерила шляпу Ведьмы, и кто только её не тягал. Шутковали по поводу того, что мы ходим в ногу и под ручку с Вороном, потом нас за буйное веселье и шум выгнали из Сабвээя... Такие вещи запоминаются в основном достаточно расплывчато.
Зато я помню, из-за чего конкретно решил остаться.
Я встретил своего знакомого чувака, того самого, который у нас в городе известен годными косплеями на Моцарта прежде всего, и который фотографировал мой Climax together (просто уж сколько общаемся, а я даже не знаю, как мне их с девушкой называть ._______. ) в очереди в музей Фелицына, в который мы так и не попали в ту ночь. Мы с чуваком условились, что надо бы нам позднее вместе затусить, и что позже обязательно спишемся.
Не списались.
Медленным шагом мы плавно шли по Красной, разглядывали все вокруг, сидели в парке, даже умудрились перед этим заглянуть в парочку музеев. Чем ближе была ночь, тем яснее я осознавал, что скорее всего не свяжемся мы и не спишемся, а это значило, что надо что-то думать по этому поводу.
И тут Ворон внезапно говорит, что у него дома никого нет, и что я могу остаться у него.

Где-то в этот самый момент на задворках моего сознания пробежал одинокий таракан, пискнув с намеком: "чуваааак!"

В ментального таракана на автомате тут же полетел ментальный тапок. Самого таракана я вроде пришиб, ещё часа на два заставив его собратьев затихнуть, но я очевидно недооценил рвение и стратегию насекомых.
Уже в час ночи, когда мы распрощались с практически всеми представителями стаи, проводив до транспорта, мы пошли с Вороном к его дому.
К тому времени, видимо, тараканы воспользовались затишьем, выработали план, и потихонечку начали свою операцию.
Самые маленькие тараканы, очевидно, являлись пушечным мясом. Пока мы дошли до дома они пробежали ещё пару раз, один другого крупнее, а тапки, тем временем, заканчивались. Они попискивали что-то вроде "чувак, ну ты же ЗНАЕШЬ, чем это кончится!", я уже начал промахиваться, а тапки кончались.
Когда мои тапки кончились, а членистоногие пидарасы начали проползать уже раз в пятнадцать минут, я решил не обращать внимания на усатых жителей своей головы.
В конце концов, тут есть чем заняться, думал я. Пришел - а там и веер из павлиньих перьев, на который я долго залипал, и распитие чаев... Ну и моя болтология.
Я рассказывал много. Сперва в основном шутковал, показывал арты Рё, рассказывал обо всем этом счастье - с предысториями и прочем таком. Иногда мы выходили курить на балкон - после пары таких походов, где-то в пятом часу утра, уже потихонечку наало светлеть, мы пили уже незнамо какую чашку чая, а я все продолжал говорить, лишь бы избавиться от навязчивых тараканов.
Но пидарасы членистоногие оказались куда хитрее и продуманнее меня!
Постепенно, побегав туда-сюда и убедившись, что тапки у меня кончились, и что я уже якобы их не слышу и не вижу, они решили действовать от противного.
Есть во всяких детских постановках схематично нарисованные и выпиленные из фанеры деревья. Выглядят забавно, хотя уже мало где появляются, но по всяким рекламам вроде "фруктовый сад" можно получить представление о данном виде декораций.
А теперь - картина. На задворках моего сознания начинает постепенно расти РОЩА.
УСАТАЯ РОЩА.
Маленькие таракашки прятались под кустиками аналогичного свойства, везде шевелились тараканьи усы, и когда постепенно рощица стала небольшим таким леском, начались тихие шушуканья. Отменное средство внушения, настоящее психотропное оружие - шевелящие усами деревья. Внушат все, что хочешь.
И все мои разговоры, которыми я пытался столь усиленно себя отвлечь, начали клониться к одной-единственной теме. Вернее, я ходил около неё, но тем не менее.
А потом начало светать, мы стояли на балконе и курили, я периодически поглядывал на Ворона, и в эти моменты мой усатый лесок делал единодушное восхищенное "ааааах!"
Это были ещё довольно милые и романтичные тараканы.
А потом стройным шагом начали выходить натуральные, вековые ДУБЫ-КОЛДУНЫ.
В дело вступила тяжелая артиллерия. Они понимали, что несмотря на кажущуюся стойкость, моя воля скоро будет сломлена. Точнейший расчет, великолепная, продуманная стратегия - мои тараканы не просто боевые, они изучали 36 китайских стратагем, они настоящие мастера своего дела.
И класть они хотели сво...и усы на мои жалкие возгласы вроде: "но мы же... из одной компании... А вдруг потом какие-то проблемы будут? А вдруг что-то пойдет не так?"
Да, я все же достаточно дальновиден, это факт. Но полчищам отборных, упитанных похотливых насекомых плевать с высокой вышки жеваной морковкой хотелось на всю мою дальновидность.
Их, кроме того, целый месяц подкармливали шипперы, а значит одолеть мою жалкую 45-килограммовую тушку им не составляло никакого труда.
Я начал терять позиции под натиском самых крупных из них, которые уже не шушукали, а вполне так разборчиво агитировали меня в сторону каких-то решительных действий. Кажется, держался я всего лишь одну чашку недопитого чая, пока меня обрабатывали говорящие усатые деревья.
И когда мы уже пошли в комнату Ворона, членистоногие пидарасы побросали нахуй все свои фанерные деревья, развернули транспаранты с надписями типа "NOW! KISS HIM!", и начали скандировать "давай!", прыгать и улюлюкать.
После моего обреченного "ладно... но только один поцелуй!" они разразились одобряющими воплями и открыли шампанское.
Самый крупный таракан, прятавшийся под очень толстой секвойей - очевидно, главнокомандующий - взял на себя обязанности по руководству мной.
Прежде, чем я все-таки это сделал, потеряв последние остатки здравого смысла, прошло по меньшей мере минут 40, если не полтора часа. Мы дурковали, в шутку боролись, чем-то кидались, все время смеялись - и одно только то, что мы в принципе тусили на кровати давало моим охамевшим животным возможность хлестать шампанское в ещё больших дозах и дышать им в меня, хотя я и без того дурел.
Периодически Главнокомандующий кричал мне - "ДАВАЙ!", когда по его мнению наступал наиболее удачный момент. Но в следующий момент Ворон либо уворачивался, либо я просто давал ему возможность выскользнуть (особенно поначалу, пока все ещё собой владел), и усатый с горечью махал лапой, с тяжелым "ээээх!.." схлопывая рюмашку водки.
Борьба с пьяными насекомыми была бессмысленной и беспощадной, как и они сами. Их было больше, они были сильнее, слаженнее и коварнее, а ещё сам того не зная на их стороне был Ворон - со своей физической близостью, крайней симпатией и шуточками, некоторые из которых он призносил так, что я уже в конечном итоге забился в угол возле зеркала с шипением "ты из меня сейчас педофила сделаешь!". А ему что? Ему смешно. А когда ему было смешно - мне становилось только хуже.
Примерно в тот же самый момент моя крепость благоразумия рухнула окончательно.
Главнокомандующий, которого достало то, что я все тяну и пытаюсь держать себя в руках, окончательно обнаглевший после смешения водки с шампанским (извращенец) скомандовал мне:
"Значит так! Разворачиваешь его к себе, берешь руками за плечи и опрокидываешь его на спину на кровать! Живо! И никаких отговорок!"
Я был бессилен. Упустив первый удобный момент, когда я мог это сделать, я - наблюдавшие тараканы замерли, и на мгновение воцарилась мертвая тишина - кинул Ворона на кровать и налетел сверху как коршун.
Эро-тараканы открыли красное вино, и в моих ушах звенело от их бокалов. И едва их стройный хор протянул громогласное "УРАААА!" - как я отстранился.
Членистоногие снова замерли и затихли.
Я смотрел на Ворона, и в голове как в ускоренном воспроизведении проносились все мои доводы "против" этого, за которые я доселе отчаянно держался. Честно говоря, я до последнего думал, если не надеялся, что он вообще сразу меня оттолкнет, а мне хватит лишь удовлетворенного любопытства, и я успокоюсь.
"Я, наверное, плохо целуюсь, да?" - тиииихий-тихий голос и громадные серо-голубые глаза, воззрившиеся на меня - я тут же отчетливо услышал, как все носившиеся в голове доводы стремительно улетают в неведомые зеленые дали.
Буркнув что-то "даже если бы и так - научил бы" я снова ринулся в бой, попутно крикнув вновь начавшим торжество вредителям: "это будет ТОЛЬКО поцелуй!"
В ответ на это мне был хор хохочущих голосов.
Через час они меня убедили, и когда я ушел в душ, эти сволочи перешли на абсент.

Даже если бы я мог описать то, что там происходило - я бы никогда этого не сделал. Да и к тому же - все было исключительно на уровне эмоций и ощущений, чего со мной до того момента не было уже очень долго. За исключением одного-двух раз - несколько лет, ибо в большинстве случаев секс превратился для меня в довольно-таки наскучившую механическую работу. По крайней мере так оно стало восприниматься после него. Это было как наваждение, очнувшись после которого я мог только улавливать в памяти прекрасные картины этого лица, мимика которого была воистину неподражаемой, всего тела... а ещё у меня безумно болела шея и были расцарапаны руки.
Сперва я, обнаружив в маршрутке царапины на своих руках, даже удивлен был, откуда они могли взяться.
А потом он напомнил. И перед глазами тут же предстала та самая сцена - в таких ярких красках, что челюсть свело.
Я обычно не склонен к мазохизму, по крайней мере к физическому. И чаще всего, когда мне пытаются укусить шею, мне действительно больно и приятного я в этой боли не нахожу, но не в этот раз. Я не только позволял ему это делать ещё не единожды - мне это действительно нравилось. Хотя все равно сказал, что сильно кусаться не надо, на что мне сказали, что оно "само кусается".
Дикая была эйфория. Дичайшая. Редкая. И не только у меня. Когда я получал эти сообщения, мне кажется, я расцветал больше прежнего.
Я умилялся с его фото, на котором был виден единственный оставленный мной синяк. "На солнышко похож", как он сам говорил, и это было слишком мило.
А ещё потом с неделю, с какой-то непонятной гордостью носил на шее данный им платок, чтобы прикрыть все это сумасбродство. Причем, когда засосы немного сошли, я носил платок исключительно для вида. Под ним все равно все было видно, и мне это дико нравилось.
Даже с однокурсницей я решил как-то все это прекратить. Все совершенно было не то в сравнении с этой связью.

Последующие дни были наполнены ежедневной перепиской, запредельным количеством комплиментов с моей стороны, иногда мелькавшим заговорщицким обсуждением третьих лиц, вроде Люськи или Терской и какой-то страшной лёгкостью общения.
Ага, и палевом своей фиолетовой шеи напропалую. Сам сказал, что ему нравится. От меня он получил лишь пожелтевшее пятнышко. "солнышко", господи боже мой - слишком мило для моих похотливых мыслей и намеков, настолько мило, что все они разом скукожились и задымились, как вампиры под лучами солнечного света.
А 24 числа мы совершили налёт на Терскую и Ко. И я сделал то, что хотел - я отбил у неё прежде всего всякое желание лезть ко мне хоть напрямую, хоть через третьих лиц.
И маленькая месть за Ворона, хотя он и жутко нервничал. Но по крайней мере, хотя он меня в мае и упрекнул в том, что во время раскола стаи я не присутствовал и все шишки летели на него, я прояснил этот момент. Потому что это было моих рук дело - изгнание Терской и её когорты из Девятой.


Но перед этим...
23 числа была очередная сходка. В Дендрарии. Одна из, наверное, самых веселых и атмосферных сходок вообще, когда надо мной стебались по поводу того, что у нас есть новенькая-ВерОника, распивали, буянили, плели фигурные ограды из ниток на деревьях, стебались над Ясенем, надо мной, друг над другом... А потом на Ворона напал злой-страшный клещ, и я сперва с ним в больницу побежал, потом, когда нас отправили в далекий травмпункт, решился сам на операцию, прошедшую более чем успешно. В полевых условиях я умудрился сделать все очень аккуратно и без последствий, хотя некоторые сторонние наблюдатели жутко паниковали. Потом я утешал Ворона, на основе чего Дикий свой арт наваял. В поведении с той, нововожацкой сходки, для стаи все равно ничего не изменилось, эдакое подыгрывание стае в её шуточках про главный ОТП.
А ещё в этот день у Ворона была фотосессия для выпускного альбома, в том же дендрарии, и он как был в майке и бриджах, так туда и пошел. Ну, правильно все - как я шутковал, "в моих самых лучших традициях". Собственно, именно из-за этого мы и не поехали ни в какой травмпункт.
Его фотосессия была вообще отдельной историей. Ещё накануне я шутковал в личке:

"Нужно будет сориентироваться по времени.Я не знаю,во сколько линейка и во сколько она закончится.Но я знаю,что в 16:45-17:00 мне нужно быть в дендрарии :/ И вот этот промежуток между концом линейки,который неизвестно когда,и дендрарием свободен.Осталось узнать,пару часов там или пару минут с":

Александр 14:29
Ох, боги мои. Хоть с тобой езжай и по кустам со стаей ховайся. ХДДД

Виктор 14:32
Черт!Я представил! Остановите истерику.Стая по кустам и позирующий с миной а-ля "Да в рот я **ал ваши фото" Ворон.Картина даже не маслом.Кровью.

Александр 14:34
ХДДДД ага. И Волк, сидя на дереве, отстреливает всяких тян из рогатки, которые тормозят процесс. ХДД

Виктор 14:35
В итоге отстреливает весь класс,и довольная стая убегает в закат :}

Александр 14:37
Дя! :} вот именно так!
Ибо нехуй. ХДД вожаки Девятой должны быть как попугайчики-неразлучники. ХДДД"

Ну, что-то похожее я и разыграл. Сперва по-над деревьями и кустами шутливо якобы прятался на потеху всей стае (в красной куртке это мне особенно хорошо удавалось), потом сплел себе камуфляжный веночек из травы и выглядывал из-за деревьев. Некоторые подключившиеся докладывали мне, что они видели, и в итоге все превратилось в милый такой фарс. В итоге я гордо вышел из-за кустов и сховал Ворона, когда все закончилось, раскланиваясь и снимая венок перед девицами, говорившими: "А мы тебя видели!".
Большая часть стаи давно разбрелась, и в итоге остались только мы вдвоем, да Вечная с Ясенем. Который предложил нам сходить на заброшенное здание - и я сразу почуял, что скорее всего это тот самый заброшенный медцентр, где я тусил с джейрокерами пять лет тому назад.
Пока Ясень пугал Вечную я выжидал удобный момент, и когда уже мы дошли до крыши... я попросил Ясеня и Вечную спуститься вниз. На крыше гулял ветер, быстро темнело, нам уже пару раз позвонили Ясень и Вечная, я уже понимал, что не успеваю на свой транспорт, но мне было абсолютно наплевать. Я нагло целовался с Вороном, а вокруг зажигались огни окон.
Потом мы быстро спускались, а на последних этажах я не выдержал и припер его к стене.
Или он меня?
Нет, все же он меня, ибо для меня проявление чужой инициативы - слишком редкое удовольствие, а тогда я был страшно одурманен происходящим. Я четко помню только прорезавший сумрак в разрушенном здании его оскал, который я в принципе никогда бы не забыл.
Я оторвался от Ворона только тогда, когда к нам начал подходить Ясень. Выходя из здания я все равно за его спиной украдкой целовал Ворона, а когда мы вышли на улицу и пошли на остановку - я просто старался на Ворона не смотреть, потому что моя идиотская улыбка выдавала меня с головой.
Мы проводили этих двоих. И стояли с Вороном на остановке... долго стояли, потому что я намеренно пропускал маршрутки одну за другой. Украдкой целовались, на моё счастье на остановке практически не было людей, и... нам _обоим_ не хотелось расставаться в этот вечер. Это я четко помню, потому что мне это говорил он сам именно в тот момент. Когда мы сидели на лавке, на этой крытой остановке, сидели рядом и держались за руки, болтая о чем-то отвлеченном.
Именно тогда у нас появилась традиция - я целовал его каждый раз перед тем, как сесть на транспорт.
Я помню это, потому что сразу как я сел, в моей голове ассоциативно возникли строчки из песни. И до самого прибытия домой я слушал the Cure'вскую "the same deep water as you".
Так она у меня в памяти и осталась.

На следующий день пошло первое признание с моей стороны:
"Вообще… у меня это очень странно. Я в безумно странном положении.
Сперва я тебя как друга воспринимал. Да, объективно я воспринимал тебя красивым, но о чем-то ещё не думал. Не имею привычки всех симпатичных людей вокруг меня воспринимать как сексуальный объект.) в отличие от… гм, да.
А в последнее время, эдак пару месяцев назад, я понял, что ты мне нравишься. Начал ловить себя на мысли. Но при этом как-то забивал все это, не придавал значения. А потом нас начали шипперить. ХДД у меня такие шуточки довольно "плохо" заканчиваются, если человек мне нравится. А когда я был у тебя дома… гм, знаешь, это было похоже на какое-то медленно раскручивающееся колесо. Сперва, вечером, мелькнула какая-то задняя мысль, с частотой ≈раз в час. Пришли к тебе домой - оно все чаще, все явственней, и уже часов с шести утра - ещё чаще. Потом я уже начал это обдумывать - "а стоит ли?" и "не оттолкнет ли?", а так же: "сейчас или позже?"

В конце концов я не выдержал. Может, сказалась физическая близость вообще в тот момент, может что-то ещё. Только вот обычно я к таким вещам довольно холодно отношусь. К сексу у меня в принципе простое отношение. А тут - как в голову ударило. Я очень привязываюсь, с катастрофической скоростью. И ты мне все больше нравишься. Возможно, сказывается моя усталость, накопленная за пять лет, и я ищу чего-то более близкого, простого и приятного, а найдя это в твоем лице - хочется отдать то, что я не растратил и не использовал, потому что меня отталкивали. Все может быть. Но ты мне очень нравишься, вот. =__= "

Только вот "нравился" он мне тогда просто как человек. Ну, может ещё и внешне, да, безусловно. Но в любом случае какого-то романтически-сексуального подтекста там не было ровно до 17 мая.

После чего я вызвался его "реабилитировать" после экзаменов. Почти после каждого экзамена я приезжал к той школе, где он сдавался (обычно - к одной и той же), потом уводил его на прогулку. Чаще всего мы шли пешком - до дендрария, до заброшки...
Он так смущался, когда я это предложил. А я почему-то так радовался.
В первый раз мы пешком дошли до той заброшки. По дороге я хулигански обрывал вишни, шутковал про "на самом деле я люблю себя, но с собой у меня крайне сложные отношения - я регулярно себе с кем-то изменяю", мы глазели на один живописный дворик, я опять что-то вещал... А потом, под крышей (и на крыше) мы пили пиво и я рассказывал о Миядзаве.
И мы снова целовались.

А 30 числа я бесцеремонно (по моим меркам) завалился к нему домой после фестиваля красок. Весь страшный, желто-сине-зелено-розовый, абсолютно невменяемый и дико довольный. Я помню, в ту ночь был дождь - вот как сейчас, когда я пишу. Мы о чем-то тихо беседовали и я лежал у него на коленях после того, как я вылез из душа. Мы выходили на балкон курить - в дождь, глядя на фонари, я снова включал the Cure и сакурайскую Ameon no Chopin wo shirabe.
И несмотря на то, что на балконе меня бесцеремонно повалили на раскладушку (или, господи, что там был за предмет мебели?), я наверное был слишком сильно занят лирикой. Хотя, конечно, было очень приятно. Я любил эту резкость и смелость действий.
В эту же ночь меня спросили: "Скажи, ты представляешь его (Йон) на моем месте?". И совершенно честно я ответил, что когда я с кем-то нахожусь - я нахожусь именно с этим человеком рядом, и никого не представляю. Хотя, честно говоря, вопрос удивил меня - о таком меня никто и никогда не спрашивал.
А ещё, помню, в предрассветное время, когда уже начало светать, он мне сказал, что если бы мог достойно рисовать, то он бы нарисовал меня. Ему нравилось моё тело.
Сказать, что в этом отношении мои чувства были полностью взаимны, а мысли - похожи, это ничего не сказать.
А ещё - его лицо в утреннем полумраке. Безумно красиво.
Я что-то судорожно шептал, а он, в своем забытии, ничего не помнил. Хотя то, что я шептал было в любом случае связано с его неописуемой красотой в тот момент. Неописуемой хищной красотой, с которой никто не мог бы сравниться.
И снова дикие засосы.
Мы тогда снова не могли никак расстаться. Дождь за окном, а мы стоим на кухне, как дураки, держась за руки или обнимаясь, целуясь и улыбаясь. Он уже опаздывал, а мы стояли. Как дураки. И улыбались. Как дураки.
Но ему надо было к репетитору, поскольку впереди был очередной экзамен, а я... Я доехал до Солнечного острова. Несмотря на холодный дождь я бродил по парку словно во сне, курил и слушал на бесконечном репите The same deep water as you.
Наваждение.

И уже первого числа я взорвался. И ушел от Йон.
До сих пор считаю, что когда я об этом сказал Ворону, он несколько... хм, не то что бы запаниковал, но понял, что это как минимум для него нехорошо.
Но мне тогда было по большей части все равно. Да, я извинялся в личке перед Вороном, что "форсирую события" - но после него я понял, что больше мне ничего и никого не хочется.
И в тот же жень я сменил кличку на Шамана.
Через день мы снова встретились.
Кормил ребенка клубникой, и мы снова гуляли... если я правильно помню - в дендрарии.
Тогда даже, вроде как, дождь пошел.
Помню все очень смутно и скорее образно, чем ситуативно.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

15 числа я уже посетовал ему в личку на то, что он меня приколдунствовал, и что это нехорошо - то, что я, просматривая стайнофоточки, все время задерживаюсь на нем взглядом.
Примерно в это же время, хотя вроде даже ранее, мы встретились с Шакалом. Мы поговорили о том, о сем, о том, что стая у нас "дослэшилась", и получаю в ответ:
"а ничего удивительного. Я с самого начала знала, что у вас что-то будет".
Ровно то же самое мне потом говорил Лорд. Оба раза я очень удивлялся, потому что... Ну блять, я и в ус не дул ровно до того часа, как Ворон мне не сказал, что у него дома никого нет.
Даже Ворон лучше меня понимал, что что-то будет. Он мне потом сказал, что накануне ему... приснилось кое-что.
Я ему вообще так "знаменательно" снился, судя по переписке.
И ещё кое-что чудное мне выдал Шакал. То ли я такой внушаемый, то ли идиотина лыжеобутая и слепошарая, но мне категорично выдали:
"Ты уже его любишь. Не спорь."
Я пытался спорить. Но и он, и Дикий, мне твердили одно и то же.
К сожалению, они оказались правы. Я это понял только на свой день рождения.

16 числа я плюнул на свою усиленную подготовку к пересдаче и рванул на внеочередную встречу стаи.
Пошли фанфики, Ворон перекрасился в сине-черный, ещё одна ламповая встреча и приятный ливень, обрушившийся на нас. Дурковали, просили кипяточек, бесцеремонно заваривали свои чаи, и... и меня самым наглейшим образом пытались провоцировать, я шипел и едва ли не кусался, но ему - хоть бы хны. В этом вся вороновская суть.
Сперва мы с Вороном пошли провожать... кажется, Актрису, до трамвайных путей. Потом уже я шел вместе с Вороном. Мы затаились в конце аллейки на подходе к его дому, на лавочке. Целый час говорили, говорили... говорил преимущественно я, конечно же. О том, что с нами происходит, и что это не криминально.
Я, дурак, в то время ещё жертвенно так собирался помочь Ворону с этой его братенькой, в случае чего. И поддерживал, и прочее бла-бла-бла. Дурака кусок.
И как тогда, так и сейчас, я искренне не понимал - как, вашу ж мать, можно было, будучи закрытым человеком, пустить кого-то из, в первую очередь, своей закрытой компании, в свою постель, трижды перед этим не подумав? Я, с одной стороны, считал свой поцелуй довольно опрометчивым поступком, из серии "пан - или пропал" - даже несмотря на долгую, хоть и бесплодную, борьбу с собственными тараканами. Но он! Человек, которого я считал взвешеннее себя, вдумчивее себя, в некотором роде - взрослее себя...
Он ведь даже сказал мне, что ему накануне нашего первого... ээээ... rendez-vouz ему приснилось, собственно, то что впоследствии и произошло. Что мы переспали.
То есть, господи боже, он думать об этом начал ДАЖЕ раньше, чем об этом начал думать я! Я, человек который априори валил в лучшие годы в свою постель все, что хоть более-менее симпатичное в радиусе 100 метров - я об этом не думал ровно до того момента, как он не предложил у него переночевать.
А тогда, глядя на все это, я вроде с одной стороны и понимал частично, что к чему, но и акценты все же делал на другом, и вообще считал себя кругом виноватым, при том, что - господи, ну заполучив ТАКОЕ как я вообще мог от этого отказаться после, практически, восьми лет ебанного пиздеца, КАК? Даже из самых альтруистичных побуждений.
И вроде все вернулось в то же русло. Мы шутковали в беседе и в личке, я его смущал всякими своими откровениями, а ещё я спалил, что он как минимум треть своих аудиозаписей тихо тягал из моих. хДД Но это наоборот было очень здорово.

20 у меня был последний зачет. Который я не сдал, но благодаря этому и осенней пересдаче я начал хорошо общаться со своим падаваном, Денисом.
Но не суть.
20 числа мы были на ещё одной заброшке. И там её рассмотрели, и здесь, вот только как на верхние этажи забраться так и не поняли.
Целовались в одной из бетонных ниш, рассматривали площадку в низу дома, пугались всех шорохов, боясь что нас кто-то застукает.
В конце концов нам это надоело, и мы вышли с заброшки во дворы.
Наглости, наверное, не было предела. Мы сидели во дворе какого-то дома, дурачились и говорили какую-то ерунду в типичном стиле для какой-нибудь парочки. Тогда я вообще не задумывался, что что-то может быть иначе, смотрел на него снизу, положив голову на его колени и думал, как же все здорово.
И вроде даже совсем недавно я помнил наши диалоги, но... уже, кажется, нет.
Многие такие, хорошие вещи, я в последнее время забываю. Именно детали.
Может и вспомню как-нибудь.

А 22 июня был мой день рождения.
Наиболее широко отпразднованный, наверное, за все время.
Я снова опоздал. Я всегда опаздываю, но в этот раз я особенно хорошо опоздал.
Я распевал песни Пикника. Прошел ливень, от которого мы как только ни укрывались. Я не отпускал Ворона, наверное, ни на шаг от себя - хотя в самом начале мне пришлось с ним немного побегать. Слишком весело и легко, мне это сносило крышу. Все, всроде как, свои. Всем весело. Всем здорово. И шуточки, шуточки постоянные. На трамвае ехали - нас со спины сняли. На подходе к квартире и на квартире. Мы выглядели так, будто это вообще нормально, будто всегда так было - что мы вдвоем.
Слишком легко, слишком непринужденно.
А ещё он мне подарил тот самый кристалл кварца, висящий на моей шее. И я ему обещал, что никто, кроме него, не снимет его с меня.
Я, наверное, мастер давать дурацкие сентиментальные обещания и стремиться ревностно их исполнять.
Я пил - но не пьянел. Я пел - и пел как сумасшедший, когда Енот решил поговорить с Вороном о его предполагаемом ещё на тот момент отъезде.
Я орал Omae no inu ni naru, как бы выражая этим все, что я чувствую. Наверное, когда Актриса попросила меня следом спеть Dakishimetai, я делал то же самое - но тогда старался какую-либо ревность подавить ещё в зародыше, поэтому для меня тогда это было просто лиричной песней.
Тем более, что тогда я обнять его мог когда хотел.
Мы курили на балконе, когда его покинули сбежавшие от нашего балагана Кё и жена, встречали рассвет, смеялись над пьяной Актрисой, что-то обсуждали... А потом случилось.
Я сказал это слишком непринужденно и буднично, наверное. Констатируя факт. Сказал просто потому, что захотелось сказать, ни на что даже не рассчитывая - тем более на ответ.
"Ворон, знаешь, я впервые за долгое время почувствовал себя живым. С тобой."
Я лежал у него головой на коленях, мы курили кальян, и я просто сказал то, что внезапно понял.
Ворон словно бы замер на какое-то время, а потом тихо произнес - "знаешь, я тоже. С тобой. Впервые за несколько лет, наверное, почувствовал себя живым".
И я опешил, потому что просто не ожидал.
Это, наверное, и снесло мне крышу совершенно. Мы лежали на одном из застеленных матрасов, обнимались, я говорил ему какие-то сентиментальные глупости - он, шепотом, мне иногда что-то отвечал. Иногда я целовал его, но больше говорил. Что-то даже шутил. Он был слишком очаровательным, слишком трогательным в этот момент.
И по-моему у него даже были слезы.
Я окончательно понял, что я пропал.

Да, мы совершенно не спали в тот день. Потом мы с ним побежали к универу, потом - в межвуз, после которого он пытался меня успокоить и накормить.
Осмотр для меня - вещь страшная, и я держался потом за его руку, как утопающий за соломинку. И он меня успокаивал.
Кормил ещё потом, чудо в перьях.) Я, на самом деле, с ума бы в одиночестве тогда сошел.